Историки и археологи спорят о времени создания «змиевых валов» — сохранившихся до нашего времени на Украине многокилометровых земляных сооружений. Это древнейшие из известных нам славянских укреплений на границе со степью. Более точные сведения имеются начиная с X-XI вв., когда князь Владимир Святославич (978-1015) стал создавать общегосударственную систему обороны — городища-крепости вокруг Киева и ниже его по притокам Днепра с обеих сторон. После разгрома Ярославом Мудрым печенежской орды в 1036 г. оборонительная линия переносится дальше на юг - на реку Рось, где новую границу стерегли крепости Юрьев (современная Белая Церковь), Богуслав, Корсунь и др. На левом берегу Днепра границей Руси в XI в. стали река Сула и ее притоки, по которым стояли мощные укрепления, предназначенные для отражения нападений половцев.
С конца XI в. оборону самого опасного участка южной границы – Переяславской земли – возглавил Владимир Мономах. По инициативе князя посульская система укреплений дополнилась новыми городищами и крепостями, построенными как на высоких склонах, так и в болотистой пойме реки, надежно прикрывавшими броды и основные дороги. Укрепления (известно около 40) располагались так, что сведения о появлении степняков немедленно передавались при помощи световой сигнализации по всей линии крепостей.
Половцев разгромили монгольские тумены. Татарское нашествие смело передовые рубежи древнерусских княжеств. Возрождать их выпало уже московским князьям в ходе противостояния Золотой Орде и ее наследникам – Казанскому и Крымскому ханствам, Ногайской Орде. Южная и юго-восточная границы надолго оставались уязвимыми. На западе польско-литовские и шведские войска вели с москвитянами «правильные» полевые сражения, и обе стороны старались осаждать и брать мощные пограничные крепости – Смоленск, Псков, Полоцк, Выборг.
На юге все было иначе. Крымские и казанские татары начали систематические набеги на русские окраины. В 1521 г. впервые за много лет крымский хан Мухаммед-Гирей со стотысячным войском прорвался к самой Москве и взял огромный полон; в это время «по всем городам московским осада была». Повторить этот поход удалось в 1571 г. крымскому хану Девлет-Гирею – тогда Москва сгорела от страшного пожара.
Но самыми опасными были мелкие набеги, которые совершались и во время войн, и во время мирных отношений. В такой поход («беш-баш») шли один или несколько мурз с 2-3 тысячами всадников: «Беш-баши надвигаются на край гяуров не в обычное для походов время и движутся без перерыва один за другим, каждый своим путем. Гяуры боятся безмерно этого народа, ибо не могут ни в горы, ни в леса ходить для рубки деревьев, ни в полях сеяньем заниматься, ни в деревнях своих беспечно жить. Для гяуров по этой причине народ татарский все равно что чума», – писал ученый турецкий путешественник Эвлия Челеби. По его же сведениям, в 60-х гг. XVII в. в Крыму находилось 400 тысяч невольников и невольниц, которых называли «дивками» или «Мариями». «Хвала Аллаху, и мне, последнему нищему, досталось семнадцать пленников и сорок голов коней», – так завершал рассказ об удачном походе довольный турок.
Подходя к границам «искрадом», татары разбивались на мелкие отряды и старались быстро охватить максимально большую территорию. Они редко осаждали города и вступали в бой – главной целью был захват «животинных стад» и людского «полона». Пленникам связывали руки, скрепляли их на длинном пруте по десятку и гнали пешком в Крым, хоронясь от возможной погони, которая могла «отгромить» полон. Громадные неосвоенные степные пространства – «Дикое поле» – надолго сделали Крым недосягаемым для московских войск.
Только за первую половину XVII в. в Крым было угнано около 200 тысяч человек. Одни из них, проданные на стамбульских невольничьих рынках, расходились по всему Ближнему Востоку; других отправляли на турецкие «каторги» – галеры; третьих предлагали на выкуп сами татары по средней цене 50 рублей. Московские посольства в Крым ежегодно привозили по 7-8 тысяч руб. на выкуп пленных, что составляло только малую часть – остальное платили семьи полоняников.
Не многие находили силы вырваться из неволи. Летом 1607 г. был взят в полон поповский сын Федор Яковлев. Начались его скитания: ногайские татары продали пленника на Северный Кавказ «в горские черкасы», где он провел 15 лет. Затем на Кавказ пришел войной «крымский царь Мамет Гирей и тех... черкас осадил на горе, и они... от него откупились, а дали откупу их, полоняников, розных земель. И привели ево татаровя в крымский город... и жил он у черкашенина... два месяца. И тот... продал ево в турской город... турченину. И у тово... турченина служил он 3 годы. А ис того... городка собралися их полонеников литовских и руских людей 20 человек и побежали судном, в чом рыбу ловят, в нынешнем в 137-м (1629-м. - Авт.) году канун Крещенья. И бежали морем две ночи да день. И то... судно на море замерзло, и они шли пешком день да ночь морем. И те... товарыщи их 18 человек осталися на море, а он сам-друг с черкашенином с Савкою пошел степью. И шли до Азова 9 ден. И Азов обошли ночью, и, отшод от Азова, тот ево товарыщ черкашенин ознобил ноги и yмер в степи. А он пришол на Дон от Азова в 3-й день на первой недели великого поста. И жил на Дону два месяца. И всего... он был в полону в нагаех и в черкасех и в турках дватцать три годы».
Ханы играли на русско-польских противоречиях, по очереди отправляя орду в набеги то на одну, то на другую сторону. Непрочный мир приходилось покупать: только в первой половине XVII в. на дары-«поминки» хану и посольства в Крым ушло не менее миллиона рублей – не считая государственных и частных расходов на выкуп пленных.
Сначала московские войска встречали татар «на берегу» – вдоль течения Оки. В XVI в. начала создаваться «Большая засечная черта» через Одоев и Тулу до Рязани, которая прикрывала главную южную дорогу на Москву. «Засечной чертой» называлась комбинированная система оборонительных сооружений на степной границе. Она включала участки естественных заграждений: рек, лесов, болот. В лесных массивах создавались завалы или засеки; деревья рубили на высоте человеческого роста и валили в сторону противника. Поваленные деревья оставались лежать на пнях, которые скрепляли завал и мешали разобрать его. Приграничные леса объявлялись заповедными; за порчу засечных сооружений и порубку леса взимался штраф. Отдельными звеньями черты (засеками) ведали засечные приказчики и головы, которым подчинялись приписные сторожа из местного населения – их набирали на службу по одному человеку от 20 дворов. На открытых местах в поле строились валы с рвами и частоколами и надолбами; на переправах и бродах в дно реки набивались колья. На главных направлениях татарских вторжений сооружались деревянные крепости-остроги с гарнизонами. В районе Веневской крепости на засеках предписывалось «на 25 верстах быть 2000 человек с вогненым боем, для того что на них в одном месте татарские проломы».
При царе Федоре Ивановиче (1584-1598), а затем при Борисе Годунове началось строительство третьей линии юго-восточных пограничных укреплений – городов-крепостей Воронежа, Ливен, Ельца, Белгорода, Оскола, Валуек. Эта линия, упираясь с запада в верховья Оки, а с востока - в Быструю Сосну, проникла в глубь степей, до устья Воронежа и верховьев Донца. На главных ногайских переправах через Волгу выросли Самара, Царицын и Саратов. Но в годы Смуты оборона южной «украины» распалась, и в 1614-1615 гг. крымцы рыскали под самой Москвой.
После того как 30-тысячное войско крымского царевича Мубарек-Гирея в 1632—1633 гг. прорвало оборону на черте и собрало огромный «полон», в то время как основные силы русских войск воевали с поляками под Смоленском, приступили к строительству Белгородской черты (Белгород – Новый Оскол – Воронеж – Тамбов); на ней на протяжении 800 км встали 45 крепостей, которые перехватывали основные «шляхи», ведущие в глубь страны. На востоке эту линию продолжила до Волги Симбирская черта, а за Волгой – Закамская. Крепости и «черты» на протяжении 1500 км отгораживали плодородные черноземные земли от крымских и ногайских вторжений и открывали возможность для их колонизации. К концу XVII в. граница переместилась на юг еще дальше – для защиты заселенной украинцами Слободской Украины была выстроена в 1679-1681 гг. Изюмская черта; на восток от нее строились Пензенская и Сызранская черты. Порядок охраны границы определял принятый в 1571 г. «Приговор о станичной и сторожевой службы» и его последующие переработки. С конца марта и до «больших снегов» вдоль определенных участков черты в 30-40 км патрулировали разъезды-«сторожи» из 6-10 человек. При этом часть сторожей несли наблюдение у бродов, на высоких курганах, с отдельных деревьев, чтобы как можно дальше видеть степь и просматривать местность «от караула до караула». Остальные, меняясь, ездили по два человека направо и налево. При приближении татар сторожа зажигали приготовленные на вышках или деревьях «кузова с берестой и смолой», чтобы подать сигнал гарнизонам и жителям.
Сторожевые «станицы» периодически скрытно выдвигались в «дальние урочища» за 400-500 верст, доходя до самых татарских кочевий. Их задачей было вовремя заметить приближающиеся отряды татар и подать весть воеводам на черте, определить их численность (опытные разведчики умели это делать по клубам пыли) и, если удастся, захватить «языка» и под пыткой добыть у него сведения о планах неприятеля. Была у станичников еще одна обязанность – поджог степи «для того, чтоб в приход воинским людям лошадей накормить было нечем».
Под палящим степным солнцем и ночными звездами пограничные служилые люди несли нелегкую службу. Здесь удача и сама жизнь зависели от собственной «усторожливости», от надежных товарищей, от верного коня. Не случайно воеводы должны были «смотрити накрепко, чтоб у сторожей лошади были добры, и ездили б на сторожи, на которых стеречи о дву конь, на которых лошадок мочно видев людей уехати, а на худых бы лошадех однолично на сторожи не отпущати». В любое время разведчиков могли окружить, полонить или убить татары. Если дозорный попадал в плен к степнякам, то должен был говорить уверенно и твердо, что «в государевых украинных городах ... и на засеках стоят воеводы большие, а с ними стольники и стряпчие и дворяне московские и жильцы и городовые дворяне и дети боярские и всякие служилые многие с огненным боем...». Понадобилось более 300 лет, чтобы границы России продвинулись от Подмосковья до берегов Черного моря.
Игорь Курукин,
доктор исторических наук, Историко-архивный институт РГГУ
Источник: «ФельдПочта» № 123, 22 мая 2006 г.
комментарии