Жизнь первого русского самозванца похожа на авантюрный роман, иные страницы которого и до сих пор остаются неизвестными — например, как и почему сын погибшего в пьяной драке стрелецкого сотника уверовал в свое царственное происхождение.

Провинциальный служилый дворянин Юрий Богданович Отрепьев родился где-то на рубеже 70-80-х гг. XVI века. Молодцу выпала удача – его взяли ко двору боярина Михаила Никитича Романова. Но сытная и почетная служба началась с крушения – Борис Годунов не простил брату Михаила Федору Романову соперничества на царских «выборах» 1598 г. Последовал донос: Романовы желают «извести» царя Бориса и его семью – и при обыске сразу же обнаружился мешок с волшебными корешками. За «ведовство» и сопротивление при аресте Романовы отправились в ссылку, где несколько братьев Федора умерли, а сам он был пострижен в монахи. Их дворы были распущены, и двадцатилетний Юшка Отрепьев, спасаясь «от смертные казни» постригся в монахи и стал чернецом Григорием.

А вот дальше, похоже, кто-то помог монаху – он вновь оказался в Москве и даже в придворном Чудове монастыре; затем стал дьяконом и приближенным патриарха Иова. Сыграли роль и необычные для служилого человека способности — Отрепьев был не только грамотен, но и не лишен литературных дарований: в монастыре он «сложил похвалы московским чудотворцам Петру, Алексею и Ионе».

Духовная карьера была как будто обеспечена – как вдруг летом 1602 г. Григорий вместе с двумя бродячими монахами отправился в соседнее польско-литовское государство. Затем смиренный паломник по монастырям сбросил рясу – и объявил себя чудесно спасшимся от гибели сыном Ивана Грозного царевичем Дмитрием. Никакой внятной «легенды» у него не было: царевича якобы подменил некий безымянный воспитатель, который и отдал его в семью столь же неизвестного друга. Естественно, что спасенному «Дмитрию» никто не верил – но вековой конфликт между Московским государством и Речью Посполитой обратил на него внимание польских магнатов – сначала Адама Вишневецкого, а затем сенатора Ежи Мнишека и его родственника кардинала-примаса Мациевского. Они-то и подали воинствующему королю-католику Сигизмунду III идею поддержать интригу и посадить на московский трон своего ставленника. Беглого монаха-расстригу окружили почестями. Сам король в марте 1604 г. принял его в краковском замке и обещал покровительство. Правда, не даром. Самозванец подписал «кондиции»: он должен по возвращении отеческого престола передать королю Чернигово-Северские земли, а Мнишеку – Смоленск.

Гарантией стало его обязательство вступить в брак с дочерью Мнишека – той самой Мариной, которая должна была получить в качестве удельного княжения Новгород и Псков с правом раздачи там земельных владений и строительства католических храмов. «А не женюся, – значилось в брачном договоре от 25 мая 1604 г., – яз проклятство на себя даю». Политика, похоже, не оставила места для романтической страсти, да и сама Марина, судя по сохранившимся изображениям, не выглядела красавицей. Хотя характера ей было не занимать – после смерти мужа она «признает» его в других самозванцах, родит сына – царевича Ивана и будет до конца сражаться за престол, пока не умрет в московской тюрьме...

Но все это будет потом, а пока счастливый царевич и жених получил от короля 40 тысяч злотых с парадным сервизом и перешел в католичество и обязался привести россиян в истинную веру через год после утверждения на отеческом престоле. Однако ради даже такой цели официально объявлять войну Сигизмунд III не мог – сейм бы этого не позволил. Мнишеку пришлось набирать частную армию, с которой «Дмитрий» выступил в поход. Осенью 1604 г. он перешел границу, но в сражении под Добрыничами в январе 1605 г. был разгромлен московскими войсками. Шляхтичи и наемники бросили «царя», а сам претендент на русский престол, едва не попав в плен, бежал в Путивль.

Казалось, игра была закончена – но счастье отвернулось от царя Бориса, потерявшего свою популярность в голодные годы. Появление «царя Дмитрия», обещавшего «жаловати и в чести держати... и в покое, и во благоденственном житии» вызвало на охваченных недовольством землях взрыв. Приграничные города сдавались самозванцу один за другим, и 25-тысячная армия князя Ф.И. Мстиславского увязла в бесконечных боях с восставшими, таяла из-за дезертирства дворян.

Исход противостояния был еще неясен. Но 13 апреля 1605 г. Борис Годунов неожиданно скончался. У наследника Федора Борисовича не было ни опыта, ни авторитета отца. Его судьбу решил мятеж в армии, во главе которого стоял обласканный Годуновым воевода Петр Басманов.

Часть дворян разбежались, другие присоединились к армии самозванца, которая двинулась к Москве. Казаки атамана Корелы доставили в Москву дворянина Гаврилу Пушкина; на Красной площади он прочел грамоту самозванца с призывом свергнуть династию Годуновых.

Это послужило началом к восстанию: народ бросился грабить дворы царских родственников. Перешедшие на сторону самозванца бояре Басманов, кн. В.В. Голицын, кн. В.М. Рубец-Мосальский «удавили» Федора Годунова и его мать, царицу Марию Григорьевну. Царевну Ксению убийцы пощадили – ее ждала участь наложницы самозванца, а затем – монашеский клобук

21 июня 1605 года Лжедмитрий I венчался на царство в Успенском соборе Кремля. Он обладал примечательной, но не слишком импозантной внешностью: «возрастом (ростом. – Авт.) мал, груди имея широки, мышцы имея толсты. Лице ж свое имея не царского достояния, препросто обличие имяху»; другое описание: «обличьем бел, волосом рус, нос широк, бородавка подле носа, уса и бороды не было, шея коротка». Молодой государь был крепок телом, умел показать себя храбрым воином и наездником; на охоте мог пойти в одиночку на медведя.

Но, заняв престол, он оказался в сложном положении. Посулив всем «благоденственное житие», он не мог выполнить обещанное: передать будущему тестю Мнишеку Смоленск, а невесте – Новгород и Псков, отменить крепостнические законы, не говоря уж о немедленном утверждении католичества. В результате осложнились отношения с Речью Посполитой. Льготы получили лишь крестьяне Комарицкой волости и путивльские горожане, первыми признавшие царя. А русские помещики получили разрешение возвращать беглых с 1600 г.; те же, кто бежал от голода, закреплялись за новыми хозяевами. Царь был щедр на раздачи и богатые подарки войску, но занимал деньги у монастырей и не торопился возвращать их.

Московские бояре с помощью самозванца сбросили «выскочку» Годунова, но они прекрасно знали, кто такой их нынешний государь, и втайне от него стали просить у Сигизмунда III его сына на московский престол.

С боярами Отрепьев, пожалуй, смог бы справиться – не случайно он сразу же приговорил знатнейшего князя Василия Шуйского к смерти за попытку заговора. Энергией и решительностью Лжедмитрий походил на своего названого отца. Но тот, выросший в московском дворце, ощущал и умел вести себя в качестве великого православного государя. А сам себя «сделавший» царем дворянин таким чутьем не обладал. Он демонстрировал удаль – но не «вписывался» в образ «природного» царя: любил одеваться по-польски, окружал себя иноземцами, присвоил себе титул «цесаря» (то есть императора), не спал после обеда, не ходил в баню – да еще собрался венчаться с «гордою полячкой» накануне постной пятницы. Все то же будет делать столетие спустя Петр I; ему это сойдет, а в начале XVII века такой образ жизни был еще слишком непривычным.

Лжедмитрий пытался уйти от внутренних проблем. Он готовил большой поход на Крым: войско должно было отправиться на кораблях по Дону сразу после свадебных торжеств. 8 мая 1606 г. самозванец праздновал свадьбу с Мариной Мнишек, которая ради царского венца переоделась в русское платье и даже приняла причастие от московского патриарха, но категорически отказалась перейти в православие.

«Весь народ да весь пошел на службу на христианскую,
А Гришка де разстрижка со своею царицею Маришкой,
Мариной Ивановной, князя Литовского дочь,
Они не на службу христовскую пошли,
Пошли в парную баенку в чистую умывальню...»,

— говорит историческая песня, донесшая отзвуки недовольства странным царским браком.

Раздражение москвичей умело использовали бояре Шуйские, которые вновь встали во главе заговора против самозванца. На рассвете 17 мая заговорщики проникли в Кремль – стража ворот не оказала сопротивления. Тут же ударили в набат, созывая народ к Кремлю. Заговорщики кричали «Поляки хотят убить царя и бояр! Не пускайте их в Кремль!» — И москвичи преградили дорогу литовским ротам, бросившимся на выручку государя.

Когда Лжедмитрий спросил, что за шум в городе, Шуйский соврал, что в городе пожар – в то время как его сообщники убили верного царю Басманова. «Сердце мое, измена!» – успел крикнуть жене Лжедмитрий и пытался бежать, но был схвачен и убит. Обезображенный труп самозванца был брошен на Лобное место, на живот ему положили скоморошью маску, в рот вставили дудку, а на грудь положили волынку. Труп Лжедмитрия, три дня пролежавший на площади, был брошен в скудельницу, а затем сожжен. Пепел самозванца зарядили в пушку и выстрелили из нее в сторону Польши.

Но уже через несколько месяцев дважды убиенный царевич воскрес вновь, и не в последний раз. Удачливый Гришка Отрепьев, едва ли того желая, породил феномен российского самозванства, которое будет доставлять немало хлопот властям, а временами грозно сотрясать империю на протяжении двухсот с лишним лет.

Игорь КУРУКИН,
доктор исторических наук, Историко-архивный институт РГГУ
Источник: «ФельдПочта» № 122, 15 мая 2006 г.