23.05.2012 версия для печати

Пространство как пророчество

Освоение пространств — важнейшая черта русской цивилизации, ее исторический подвиг. Но освоение это решительно несводимо к хозяйственной и территориальной экспансии. Пространство Русской земли никогда не было и не может быть нравственно нейтральным и духовно пустым.

Необъятное пространство от Балтики до Тихого океана, 1/7 часть мира, 10 часовых поясов. Именно это пространство было, есть и будет главной особенностью России, а значит, и ее главной заботой, главным делом, нашим Великим Проектом. Это именно то дело, которое русский человек всегда умел делать лучше других, — осваивать, возделывать и окультуривать пространство своей земли, Русской земли, России. Всю русскую историю можно представить как тысячелетнее испытание этим гигантским пространством. Мы научились всматриваться вдаль, ориентироваться и не терять друг друга из виду, мы стали нацией землепроходцев и землеискателей, победили страх перед неведомым, стали внимательны и терпимы к другим, к другой жизни. Одним словом, многое, очень многое в судьбе России определяется ее огромностью.

Но вот парадокс, эта тема — пространство — последние два столетия не была сколько-нибудь значимой и приоритетной в наших представлениях о прошлом. В какой-то момент мы легкомысленно упустили именно то, чем жили почти тысячу лет. Из русской истории выпала ее пространственная первооснова. За этой потерей стоит ни много ни мало потеря чувства пути — реального исторического русского пути.

Кризис пространствопонимания разрастался тем сильнее, чем упрямее мы ходили по кругу ложных социальных, политических и экономических схем. Они, эти схемы, были и остаются ложными оттого, что не содержат никаких русских реалий. Это какая-то абстрактная европейская социальность, абстрактная власть и государственность. Тем временем мы упорно отмахивались от деградирующего русского пространства, пока не ощутили реальную угрозу территориального распада.

Первый цикл этого распада мы уже прошли. Пошлейшие разговоры о политической несостоятельности Советского Союза оказались слабым утешением. Ибо политика тут вообще сбоку припека, а существо дела — в отречении. В отречении от чего-то самого важного, близкого, с чем, несмотря ни на что, русский человек ощущает кровную связь. И это не что иное, как Русская земля.

Корневая система

«О светло светлая и красно украшенная земля Русская! И многими красотами дивишь ты: озерами многими, дивишь ты реками и источниками местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами чистыми, полями дивными…» Невозможно без волнения читать эти прекрасные знаменитые слова, тем более зная, в какое страшное время они написаны.

Это конец 1238 года, может быть, немного позднее. По Русской равнине катится вал монгольского нашествия. Идут войны Батыя, для которых все вокруг — чужое и чуждое. За этим кровавым валом остаются горы трупов, сожженные города и разоренные храмы. Это уже не просто война, тут другой масштаб. Это именно нашествие — опустошение и разгром.

Когда приходит такая беда, у человека опускаются руки. И если он все-таки возьмется за перо, он сможет писать только о том, о чем скорбит его сердце. Он напишет о самом главном в своей жизни — о том, без чего он не может жить. Так родилось «Слово о Погибели Земли Русской». Его неизвестный автор, русский человек ХIII века, написал о красоте Русской земли.

Это поразительно! Автор «Слова» не перечисляет потери, убытки, которые были громадны; он не хочет говорить о политических последствиях катастрофы. Мы даже не знаем поэтому, в каком древнерусском княжестве он жил. К моменту монгольского нашествия единого государства на Русской равнине не существовало. Политическое единство страны — Киевской державы — давным-давно утрачено. Зато существует нечто большее — Русская земля, единое очеловеченное, окультуренное пространство. Это пространство стало продолжением русского человека, основой его мирочувствия и важнейшей формой русской культуры. В этом пространстве все было поэтично и человечно: и река, и город на ее берегу, и церковь на пригорке. Все радовало глаз и веселило душу.

«Откуда Русская земля стала есть»

В 1112 году монах киевского Печерского монастыря Нестор завершил первое русское историческое повествование — летопись. Полное название этой летописи имеет для нас теперь особое значение: «Се Повесть временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуда Русская земля стала есть».

Надо признаться, что мы давно привыкли к другой истории, к другому взгляду на жизнь. Когда-то Карамзин написал «Историю государства Российского», затем историки занялись социальными и политическими вопросами, в ХХ веке главной пружиной истории станет классовая борьба, и так далее, и так далее. В настоящий момент в центре всеобщего внимания оказалась экономика.

И только наш первый летописец, касаясь самых разных сторон жизни, написал историю Русской земли. Это подлинное откровение нашего призвания и нашего личного исторического пути. До сих пор историки спорят о том, как появилось это понятие — Русская земля. И хотя о полной ясности говорить еще не приходится, но есть вещи несомненные. Наши предки не назвали свою землю Славянской или Киевской, что было бы вполне естественно. Сделав иной выбор, они не захотели подчеркивать ни какое-то определенное этническое начало, ни название главного города. Это было поистине судьбоносное решение, имевшее колоссальные последствия. Оно позволило объединить жителей разных городов и представителей разных этносов. Как известно, на Восточно-Европейской равнине жили не только славяне, к тому же славяне сюда именно пришли — с запада; и помимо Киева тут было множество других городов.

Русская земля объединила все и всех. Это название как бы посылает весть: мы рады всем. (Что, конечно, не означает, что мы рады врагам, не нужно доводить нашу открытость до абсурда.) В данном случае мы имеем дело с русской идеей.

Русские. Какие? — это прилагательное. Представители других народов называются по-русски именами существительными. Кто? — немец, француз и т. д. Язык нам сам напоминает о том, что мы успели забыть. Слово «русские» говорит о нашей принадлежности к чему-то очень важному, сущему. И это не что иное, как Русская земля. Мы ее дети — русские. Вот что нас объединяет и отличает от других народов. И в этом заключена таинственная русская идея, которую мы никак не можем найти.

У нас нет и никогда не было «мистики крови», философ Николай Бердяев это точно отметил. У нас «мистика земли» — русские дали, русские поля, реки, небо… Пространственные образы. Нынешние попытки возбудить национальные чувства, используя «мистику крови», выглядят, мягко говоря, нелепо, бездарно. Родовое и этническое нас не волнует и не должно волновать. Иначе нам придется переписать свою собственную историю. Столь же беспочвенны в прямом и переносном смысле рассуждения о том, что в России якобы поздно сложилась нация или она до сих пор вообще не сложилась. Подобный подход — это типичное применение общего аршина, заимствованного у западноевропейских историков.

Основные смыслообразующие понятия нашей культуры запечатлены в пространстве. Оно нас объединяет, роднит, примиряет друг с другом, создает ощущение дома — родной стороны, родины. Вот почему наш Нестор-летописец, ученый монах, обобщивший множество местных преданий и легенд, написал не историю рода-племени и не историю государства. Он написал историю Русской земли.

Центральное событие «Повести временных лет» — это, конечно, крещение Руси, принятие христианства. Киевский князь Владимир в 986 году призывает к себе представителей разных религий, общается с ними, выслушивает речь греческого православного философа, потом посылает своих послов в разные страны. Как известно, решение креститься приходит не сразу. Само собой, князь Владимир стремится найти истинную веру — это главное. Но в то же время он, правитель огромной страны, не хочет, чтобы новая вера и новая культура разрушили весь традиционный порядок жизни. Он не хочет резать по живому. И нужно отдать должное святому равноапостольному князю Владимиру, это ему во многом удалось. Новая православная страна останется Русской землей. Ее пространство будет обновлено, заново пережито и осмыслено.

Началом и истоком Русской земли станет Святая земля, по которой ходил Христос, где Он проповедовал и исцелял людей. Отныне Русская земля — это не столько определенная территория, сколько вполне определенные ценности (святыни). Пройдет время, и «заветной столицей» Русского царства станет не только Иерусалим, но и «Константинов град», а по большому счету — любой город или село, которые населяют люди, живущие по правде. Вероятно, можно обсуждать, в каких терминах и понятиях лучше описывать устроение такого пространства, но так или иначе слово «экспансия», на мой взгляд, в данном случае мало пригодно.

Пейзаж русской души

В истории освоения и оформления русского пространства есть события решающие и эпохальные. Таков 1155 год — возвращение князя Андрея Юрьевича, впоследствии Андрея Боголюбского, из стольного Киева, важнейшего центра тогдашней русской жизни, на Суздальскую землю. Это возвращение было результатом трудного выбора. Там, на юге, в Киеве, князь оставил своего отца Юрия Долгорукого, оставил бесконечные княжеские усобицы и борьбу за киевский стол. От той блестящей и неподвижно косной киевской жизни князь Андрей отказывается раз и навсегда. Он меняет историческую участь России и сопровождает эту перемену пространственным перемещением. На северо-востоке Русской равнины, в залесской глухомани, он будет создавать и создаст Владимирскую державу.

Деятельность князя Андрея Боголюбского была, конечно, очень разнообразной. Он по-новому правил, как самовластец; он организовал и совершил большие военные походы, в том числе на Киев, было и такое. Но свое прозвище Боголюбский он получил, конечно, не за это. Основное направление его деятельности — оформление и одухотворение пространства.

Действуя в полуязыческой среде с ее древней религией материнства и дорогим народному сердцу образом матери-земли, князь Андрей Юрьевич вдохновенно украшал Русскую землю. Он установил новый праздник Покрова как напоминание жителям Владимирской земли о заступничестве Богоматери за людей и за всю землю. Он построил первую церковь в честь нового праздника — знаменитый храм Покрова-на-Нерли. Вблизи этого храма никогда не было никакого жилья и не могло быть. Храм стоит среди заливных лугов. Рядом река Нерль впадает в Клязьму. Воды весеннего разлива поднимаются здесь на три метра, иногда выше. Вы спросите, зачем же тогда князь повелел в 1165 году поставить эту прекрасную церковь именно здесь? Ответ может быть только один — ради красоты. Чтобы порадовать взоры людей, плывущих по Клязьме в стольный город Владимир.

Сам город заботами князя был великолепно отстроен. Над крутым берегом Клязьмы поднялся собор Успения Богоматери и монументальные Золотые ворота с церковью Положения риз Богоматери. Но в том-то и дело, что Андрей Боголюбский хотел украсить и освятить не только город, а как бы всю землю. Вдоль водного пути по Клязьме он создал великолепный художественный ансамбль. Белокаменные сооружения столицы стали частью этого ансамбля. В него вошли также два подгородних монастыря, впоследствии перестроенных, и княжеская резиденция в Боголюбове, в которой ныне находится монастырь.

А начинался ансамбль с церкви Покрова-на-Нерли. Для ее сооружения в неудобном, низком, но очень важном для общего замысла месте владимирским зодчим пришлось возвести и укрепить искусственный пятиметровый холм — задача по тем временам тяжелая и хлопотная. И теперь сам собой возникает вопрос: зачем? Во имя чего столько трудов? И вообще, почему мы так любим это пространство, этот русский пейзаж?

Ответ на этот вопрос можно найти непосредственно в архитектуре знаменитого храма. На его стене помещено резное изображение псалмопевца. Это библейский царь Давид, сидя на троне, под звон гуслей поет молитвы — псалмы. Поскольку в Древней Руси по Псалтири учились читать, можно не сомневаться, что многие псалмы современники Андрея Боголюбского знали наизусть с самого детства. В том числе и знаменитый 103−й псалом. Может быть, это лучшее и самое значительное из того, что написано человеком о природе: «Как многочисленны дела твои, Господи, земля полна произведений твоих».

Иначе говоря, мир — это Божье творение, мир прекрасен; тот, кто созерцает красоту природы, приближается к познанию Творца. Русский пейзаж, неважно городской или сельский, всегда приглашает к такому созерцанию. Это стало основой нашего мирочувствия, закрепилось в сознании, в культуре. Отсюда это поразительное соответствие «пейзажа русской земли» и «пейзажа русской души».

Русская Фиваида

С тех пор, со времен Андрея Боголюбского, тысячи, миллионы русских людей перемещались по бескрайним просторам Восточно-Европейской равнины. Придет время, и, перевалив за так называемый Камень (Уральские горы), русские люди начнут освоение Сибири.

Обстоятельства этой исторической эпопеи будут разные, и основные ее участники тоже разные. Монахи-подвижники, крестьяне, воеводы, дворяне и дети боярские, стрельцы и казаки, но характер освоения и оформления пространства почти всегда будет близок тому, что мы до сих пор видим на Владимирской земле. Иного и быть не могло. Русская культура везде и всюду воспроизводила свою главную, пространственную сущность — образ Русской земли.

Постепенно частью Русской земли стало далекое Беломорье. В 1429 году два монаха, Савватий и Герман, избрали необитаемый Соловецкий остров в Белом море для уединенного и безмолвного житья. На Соловках их встретила пустыня, русская пустыня — лесная чаща, и монахи первыми стали обживать и осваивать ее. Они водрузили в землю деревянный крест и поставили себе кущи — шалаши из веток, чтобы укрыться от непогоды, затем они выбрали и расчистили место для небольшого огорода.

За несколько десятилетий до Савватия и Германа отправились в пустыню Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский. И очень скоро у этих величайших русских святых появилось множество учеников и последователей. Там, где поселились первые пустынножители, возникали монашеские общины, чуть позднее — монастыри. Тем временем новые подвижники уходили все дальше и дальше на север, в глухие заволжские и вологодские леса. Так возникла Русская Фиваида — лесная пустыня, освященная подвигами русских подвижников.

Это название появилось сравнительно недавно, в ХIХ веке, но мне оно нравится гораздо больше, чем научный термин «монастырская колонизация». Слово «колония» в данном случае неприятно режет ухо, это слово прочно привязано к иной реальности. Язык не поворачивается назвать духовные и хозяйственные труды Савватия и Германа Соловецких колонизацией.

На первых порах русская власть не имела никакого отношения к освоению Русского Севера монахами-подвижниками. Государственная поддержка появится позднее, когда в северных лесах возникнут значительные духовные и хозяйственные центры. Пустынножительство здесь сохранится, для этого вне монастырских стен будут основаны отдельные скиты и пустыни. В одной из них пройдет многолетнюю школу молитвы и труда знаменитый соловецкий игумен, будущий митрополит Московский Филипп Колычев.

Может быть, это самая яркая и значительная личность, которую дали Соловки России. Великолепный ансамбль Соловецкого монастыря, сохранившийся до наших дней, появился во многом благодаря его уникальному хозяйственному дару. При игумене Филиппе в середине ХVI века все Беломорье действовало как единый хозяйственный комплекс с центром на Соловках. Художественная, экологическая и культурная сторона этого грандиозного дела — образец и одновременно впечатляющий памятник русского отношения к природе и пространству.

В поисках Опоньского царства

Само собой, русские пределы расширялись не только людьми святыми — благоверными князьями и монахами-подвижниками. Новые пространства осваивались и людьми вполне обычными, грешными. Например, казачеством. В освоении южных и восточных земель роль казачества была наипервейшей и решающей. Казаки в ХVI столетии — это род гулящих, бездомных, шатающихся людей. Они не хотят служить государю и государству. Они бегут. Бегут в поисках воли — на Волгу или на Дон, в Дикое поле.

Это бегство — характерная наша черта, примечательная особенность русской жизни и психологии. Русское пространство во многом освоено беглецами. Нам иной раз проще уйти за тридевять земель, чем договориться друг с другом и в первую очередь — с властями предержащими.

А дальше многое зависит от простого случая. Попадется на пути казака устроитель пермских мест промышленник и землевладелец Строганов, казак станет легендарным Ермаком, отправится «добывать» Сибирь. В противном случае он, казак, станет Стенькой Разиным, будет громить Астрахань и плавать по Волге со своей буйной ватагой.

В судьбе русского пространства очень многое связано с психологией таких людей, которые в любую минуту готовы бросить все и бежать. Не обязательно в «казаки-разбойники», совсем нет. Обычно русский человек отправляется на поиски правды. Наши землеискатели и землепроходцы, дошедшие в ХVII веке до Тихого океана, были сделаны именно из такого теста. Их поиск правды связан с перемещением в пространстве. До самого конца ХIХ века русские люди отправлялись на поиски места, исполненного благодати, правды и справедливости. Называлось это место Опоньским царством.

Находилось оно, согласно очень распространенному сочинению, рукописному «Путешественнику», в далеком Беловодье. Об этом вельми прекрасном Беловодье мечтало все русское крестьянство. Из того же ряда паломничество к озеру Светлояр и легенда о невидимом граде Китеже, населенном праведниками. Стало быть, пространство Русской земли никогда не было и не может быть нравственно нейтральным и духовно пустым.

Россия не может быть просто территорией, каким-то материальным ресурсом и хозяйственным комплексом. В этом случае начинается неизбежная деградация территории, деградация жизни, экономическая в том числе. С сугубо экономической точки зрения такое гигантское пространство нам не нужно. Ни теперь, ни прежде. Когда в ХVII веке большой отряд землеискателей под началом Василия Пояркова по Амуру дошел до берега Тихого океана, практический эффект этого тяжелейшего похода был близок к нулю. В то время и в европейской части страна была сравнительно малонаселенной. Но далеко не все в русской жизни можно оценить с практической точки зрения, и в первую очередь наши взаимоотношения с пространством. Таковы особенности Русской цивилизации — цивилизации необъятных пространств, больших расстояний и светлых далей.

Вот и сегодня вопрос должен стоять именно так: либо мы в современных условиях возродим свой великий дар освоения и оформления пространства, либо на нашу землю придет другая цивилизация со всеми вытекающими отсюда последствиями. А в желающих, как мы понимаем, недостатка не было и не будет.

Метаморфозы «земского дела»

Для Русского государства освоение пространства никогда не было делом второстепенным и малозначительным. Напротив, в этой сфере сосредоточиваются его основные организационные усилия. Это не значит, что власть контролирует все и вся во всех точках необъятного пространства. Но в то же время существовал круг масштабных стратегических проблем, от решения которых напрямую зависела судьба русского пространства и одновременно судьба самого государства. В XVI и XVII веках это была проблема Дикого поля — «ничейной» территории за Окой, огромной буферной зоны между Московским государством и степной цивилизацией.

Эта проблема для ослабленной смутой страны не имела военного решения. В то же время умиротворить воинственную агрессивную Степь было тоже невозможно. Для государства кочевников, осколка Золотой Орды — Крымского ханства — грабительская война была основой существования. В этих обстоятельствах русское правительство разрабатывает проект освоения Дикого поля и придает этому проекту статус общерусского «земского дела», то есть дела всей Русской земли.

Под защитой ежегодно выставляемой «в поле» военной силы в конце 1630−х годов разворачивается строительство так называемой Белгородской засечной черты. Ее протяженность около 800 километров! Это сотни километров засек (лесных завалов), земляных валов и надолбoв, это десятки новых крепостей и острожков, это военные гарнизоны, слободы и села, наконец, это постоянно действующая сторожевая и станичная служба, собирающая информацию и оповещающая всех о передвижении крымских грабителей.

Завершение строительства Белгородской черты означало победу России над Степью. Отныне Дикое поле стало частью Русской земли. Через два столетия здесь, в районе Тулы, Орла и Белгорода, будут жить и творить несколько крупнейших русских писателей. Тургенев опишет эти места в своих знаменитых «Записках охотника». И, разумеется, никакой Степи или чего-то враждебного, чужого в этих местах не будет и в помине. Земля «Записок охотника» — это русское срединное пространство, сокровенная русская Россия.

Опыт «земского дела», целенаправленного освоения крупных территорий — этот бесценный опыт Московского царства очень пригодился Российской империи. В первую очередь — ее создателю, царю Петру. Своими геополитическими свершениями Петр обязан не только западным учителям. По своему характеру и подходам Балтийский проект начала ХVIII века — это типичное «земское дело». В этом смысле освоение Ижорской земли с ее речными и морскими пространствами мало отличается от освоения Дикого поля.

Другое дело, что империя использует традиционно русскую пространственную культуру в иных целях, для утверждения иных идей. Образ Русской земли, живущей под Покровом Богоматери, уступает место идее регулярного государства, государства-корабля, бороздящего просторы европейской жизни под Андреевским флагом. Как известно, эта метаморфоза не смогла перевернуть целиком все русское сознание, тем более все традиционное пространствопонимание. Основные принципы отношения русского человека с пространством относятся к сфере «неотчуждаемой культурной топики». Другими словами, это и есть тот самый национальный культурный код, разрушение которого невозможно без великих потрясений.

Империя пространства

Катастрофический слом русского пространствопонимания произойдет лишь в советскую эпоху, тогда как во времена Петербургской империи традиционная пространственная культура не только сохраняется, но и активно влияет на судьбу все той же империи.

Пространство по-прежнему манит, очаровывает и вдохновляет русского человека. И с самого начала империя умеет использовать эту жажду пространства в своих целях. Кажется, не было ни одного десятилетия, ни одного правления, чтобы император всероссийский не инициировал какой-нибудь новый геополитический проект. Балтийский проект Петра Великого вернул России Ивангород, земли по берегам Финского залива и включил в состав империи Прибалтику. Греческий проект Екатерины II — это Екатеринослав, Херсон, Новороссия и Крым. При Александре I присоединена Финляндия, при Александре II начинается история Русского Туркестана. А еще было освоение Русской Америки (Аляски), разделы Великой Польши, устроение Закавказья с Грузией и Арменией. Таким образом, в пределы России попадают десятки народов, языков и культур.

Потенциально это могло бы создать ситуацию библейского Вавилона. Либо для наведения элементарного порядка потребовались бы деспотические методы правления. Ведь на то она и империя, чтобы жестко унифицировать жизнь своих подданных, чтобы эксплуатировать окраины и обогащать метрополию за их счет. В конце концов надо ведь соответствовать этому позорному клейму — «тюрьма народов». Конечно же, тот самый заезжий француз по имени маркиз де Кюстин, который первым сравнил Российскую империю с тюрьмой, приписал России чужие грехи (хотя своих собственных изъянов и болезней у России было и есть более чем достаточно). Но как бы то ни было, взаимоотношение империи с различными народами «у нас» не имело ничего общего с тем, что было «у них». Россия никогда не знала классического колониализма. Британская империя, Французская республика, даже Соединенные Штаты в Новое время вели активную целенаправленную колониальную политику. Эта политика была не просто жестокой, она лишала другие народы будущего, разрушала нравы, традиции и культуру.

Ничего похожего в Российской империи не было и не могло быть. Резервации для коренного населения и охота за скальпами были не здесь, а там. И знаменитая Ост-Индская компания действовала тоже там. Россия никогда не выкачивала ресурсы из своих окраин. Наоборот, для развития большинства окраин правительство России из года в год выделяло огромные дотации.

Для примера возьмем хотя бы Грузию. В первой половине ХIХ века, когда по России путешествовал маркиз де Кюстин, Грузия была одной из отдаленных окраин империи. Однако хлопот эта закавказская окраина доставляла много, ее приходилось постоянно защищать от воинственных мусульманских соседей. По этой причине управление Грузией вместе с содержанием Отдельного Кавказского корпуса стоило казне больших денег. Издержки исчислялись миллионами, прибыли — никакой.

Тогда один чиновник, он же весьма талантливый, образованный и известный русский человек по имени Александр Сергеевич Грибоедов, предложил проект создания Большой Закавказской компании по возделыванию тропических фруктов. Проект сулил огромные барыши, только на первых порах 29 млн рублей. Николай I отклонил этот проект только по одной-единственной причине — как превращающий Грузию в колонию.

А такое в России было невозможно. Невозможно нигде, не только в православной Грузии, но и в Прибалтике, в Дагестане, в Средней Азии, на Чукотке… А все потому, что Российская империя не была империей русского народа, она была империей русского пространства. В этом пространстве империи не могло быть ни чужих, ни изгоев, там все люди — свои, все — братья.

Даже в ХIХ веке, когда в Европе утверждается своего рода культ идеи национального государства, русские люди продолжали созидать империю пространства. В воображаемом гипотетическом пантеоне этой империи можно видеть людей самых разных национальностей, тех же грузин и остзейских немцев, татар и евреев, даже поляков и всех, всех, всех.

***

Пребывая сегодня в мучительных, тяжелейших поисках смысла национального бытия, мы не имеем права забывать о судьбе Русской земли, русского пространства и Российской империи. Мы обязаны вернуть подлинный смысл этим историческим явлениям и понятиям. Одновременно нам следует научиться разъяснять и, если надо, интеллектуально защищать своеобразие русской культуры и русской жизни. Все остальное может быть только производным — и геополитика, и «свободное развитие», и даже «суверенная демократия».

Иначе все это игра ума, пустой звук.

Феликс Разумовский
Источник: журнал «Эксперт» № 1, январь 2008 года

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить

Уполномоченный

Уполномоченный
по правам ребенка
в Свердловской области

Мóроков
Игорь
Рудольфович

биография
Написать письмо

Статистика

Ненудные советы

Перейти в раздел

Родителям о детях

В этом разделе мы будем делиться с вами опытом родителей в непростом деле воспитания своих детей

Перейти в раздел

Конкурс