И ОДНИМ из тех, кто свою жизнь и карьеру положил на то, чтобы страна в эту пропасть не скатилась, был Василий Никитич Татищев — начальник “Каменного пояса”, этого экономического хребта державы со времен Северной войны Петра I и до Великой Отечественной ХХ века. И тогда, и в наше время победы на полях сражений ковались на Урале. Тогда отливались пушки, в 1941—1945 годах — “тридцатьчетверки”.
В 1733 году Татищев, только что назначенный императрицей Анной Иоанновной главным начальником горных заводов в Сибири, совершил “предерзостный” поступок. Тогда все горные заводы, казенные и частные, подчинялись учреждению, которое назвали Обер-бергамт. Приехав на Урал, Василий Никитич тотчас переименовал его в Канцелярию главного правления горными заводами. Сделал это официально и демонстративно, придав простому переименованию политический характер. Он писал обоснование: “Усмотря, что от бывших некоторых саксонцев все чины и работы по-немецки названы, которых многие выговорить и написать не умели... а также сожалея, чтобы слава и честь Отечества теми именами немецкими утеснены не были, ибо по оным немцы могли себе ненадлежаще к размножению заводов честь привлекать”, а посему все “звания писать по-русски”.
“Предерзость” этого поступка можно понять, лишь окунувшись в ту обстановку, которая сложилась при дворе Анны. Где, кстати, говорили только по-немецки.
Достаточно известна история воцарения у нас Анны Иоанновны. Приглашение со стороны Верховного тайного совета на царство племянницы Петра I с “Кондициями” (условиями), ограничивающими самодержавную власть. Одним из условий было предписание герцогине Курляндской не тащить за собой ее любовника Бирона. Известно и то, как поддержанная дворянством и гвардией Анна разорвала “Кондиции”, стала самодержицей, а герцог Бирон — фактически правителем России. И, как писал Ключевский, “немцы посыпались в Россию как из худого мешка, облепили двор, обсели престол, забрались на все доходные места”.
Сразу же по воцарении Анны в противовес Преображенскому и Семеновскому полкам создали Измайловский, командиром которого поставили Левенвольде и поручили подобрать офицерский состав из остзейских немцев; даже рядовых набирали не из русских, а из Малороссии. Устранены были петровские фельдмаршалы Голицын и Долгорукий, и военным ведомством стал заправлять Миних. Иностранные дела взял на себя Остерман. И над всем этим возвышался обер-камергер Бирон, получивший неограниченную власть над “этой страной”. Ему-то и бросил вызов начальник “Каменного пояса”. Поначалу с воцарением Анны Татищев был произведен в действительные статские советники, императрица просила его написать историю Петра и... удалила от двора. Как оказалось, на пользу великую для России.
К победоносному концу Северной войны (а Татищев в ней активно участвовал: и в Полтавской баталии, и в несчастном Прутском походе, и в военных действиях в Европе) Петр I дал Татищеву новую должность — он был “определен к землемерию всего государства и сочинению обстоятельной российской географии с ландкартами”. Этому предшествовало учреждение Берг-коллегии, во главе которой был поставлен Яков Виллимович Брюс, выходец из Шотландии, честно служивший своей новой родине. Он стал широко известен в народе, когда издал свой “Брюсов календарь”. Берг-коллегия и занялась кадастром российских просторов. Татищев был послан на Урал. У него не было четко очерченных полномочий. Но он был посланец царя. А тогда еще, до петровских регламентов и Табели о рангах, на место посылали дьяков или бояр с “инструкцией” царя Алексея Михайловича: “Посмотри по тамошнему делу — и как Бог вразумит”. Примерно с таким наказом поехал на “Каменный пояс” и Татищев.
Василий Никитич, а род его идет от князей Смоленских, был знаком с царем еще с детских лет. Он был в некотором свойстве с семейством Прасковьи Салтыковой, жены старшего (по отцу) брата Петра, царя Ивана. Во времена Стрелецких смут какое-то время царями были провозглашены оба царя-мальчика при регентстве матери младшего, Натальи Нарышкиной. Царь Иван был хил телом и слаб умом. Его женили на Прасковье, сразу же подыскав “помощника” для продолжения рода. Пошли дети, из них остались три дочери: Екатерина, Анна (будущая императрица) и Прасковья. Петр потом выдаст первую за герцога Мекленбургского, вторую — за герцога Курляндского. Их мать, царица Прасковья, держала свой “двор” в селе Измайлово. Двор этот состоял из юродивых, шутов, странниц и прочих убогоньких. Изредка сюда наезжал юный Петр со своей веселой компанией. Тут впервые он и заметил смышленого мальчика. А встретился с ним после Нарвской конфузии — Василий был рядовым солдатом Драгунского регламента. В 1704 году он принял боевое крещение.
Однако отправимся вместе с Василием Никитичем на Урал. Он застал там картину полного запустения казенных железоделательных заводов. Перед тем в 1711 году был закрыт приказ Рудокопных дел, который входил в приказ Большой казны. Воеводы и коменданты откровенно грабили казенные деньги. Комендант Кунгура, например, получил от казны 1100 рублей (сумма немалая, если учесть, что крестьянин жил тогда на 1 рубль в год) на медеплавильное дело, а меди было выплавлено всего 45 пудов при себестоимости 1,5 руб. за пуд. Чиновники открыто “кормились” за счет казны и местного населения.
Хищения и вымогательства приняли характер общественного бедствия. Петр издал Указ о борьбе с лихоимством (с коррупцией — по-современному): “Дабы впредь плутам невозможно было никакой оговорки сыскать, всем чинам, кто у дел приставлены, не держали никаких посулов казенных и с народа собираемых денег не брать. А кто дерзнет сие учинить, весьма жестко наказан будет”. Но известно, как у нас исполняются указы. Кое-кого наказали, губернатора кн. Гагарина даже повесили. Однако Петров “мин херц”, друг сердечный Меншиков, драгоценностей присвоил на полтора миллиона рублей — это при годовом бюджете державы в 3 миллиона. И с Урала текли деньги в карманы царева любимца, в частности от первого тогдашнего “олигарха” Акинфия Демидова. С ним-то и пришлось схватиться новому начальнику “Каменного пояса”.
Берг-коллегия, тогдашнее Минэкономразвития, возложила на Татищева обязанность организовать дело и наделила широкими полномочиями: “Над рудными делами содержать суд и судить обретающихся людей”. Капитан-поручику Татищеву оставлялось на усмотрение открытие новых месторождений и строительство заводов, а местным властям предписывалось оказывать ему всякое вспоможение. Вместо этого он встретил стойкое сопротивление. Прежде всего со стороны всесильного Акинфа Демидова, в помощь которому пожаловал на Урал из Тулы сам старший Демидов — Никита, любимец царя Петра, армию которого снабжал ружьями и пушечным нарядом. Татищев привез с собой нескольких старателей-рудознатцев, бывших в Москве с челобитными. Крестьянин Федор Мальцев и татарин Беляк Русаев привезли образцы руд, богатых железом, из разных месторождений — они хотели начать разработки, но им это не давали: Демидовы не хотели конкуренции. Татищев же собирал “охочих людей”, способных начать свое дело: им обещали вознаграждение за открытие медных промыслов. Новый начальник стал заводить неведомые порядки: закупал лошадей, освободив население от подвозной повинности; стал привлекать к инженерной работе шведских военнопленных. А главное, что вызывало недовольство “олигарха” и начальства, Татищев стал открывать школы для дворянских детей, не поступивших на обязательную для них военную службу; принимал и детей разночинцев, крестьян.
И уже потом в Оренбургской комиссии, Калмыцкой экспедиции, в Астрахани, где он стал губернатором, Татищев открывал школы. Между прочим, в свое время он скептически отнесся к открытию в столице Академии наук, задуманному царем. На этом настаивали главным образом иностранцы, в частности лейб-медик Блюментрост. Татищев насмешливо заметил: “Ты хочешь Архимедову машину сделать, да подымать-то ей нечего... Ищешь учителей, да учить-то некого, ибо без нижних школ академия оная с великим расходом будет бесполезна”. На Урале первые школы были открыты в 1721 году. Он добивался, чтобы частные владельцы заводили школы — не добился, стал открывать при казенных заводах — опять сопротивление. Само крестьянское население этому противилось, считая, что отдать недоросля в школу, все равно что в рекруты. И потом на заводах взрослому платили 6, а ребенку 2 копейки. Заводчики грозили даже остановить работы, если детей вместо работы будут отправлять в учение.
Но главный конфликт с Демидовыми и другими частными заводчиками возник на экономической почве. Те всячески препятствовали появлению конкурентов из “охочих” рудознатцев. Но этого мало, через влиятельных лиц в Петербурге они пытались закрывать казенные заводы, с тем чтобы потом приобрести их за бесценок. Татищев знал, что держава не может лишиться своего, как бы мы теперь сказали, военно-промышленного комплекса. И он всячески налаживал квалифицированное им управление, опираясь на тех иностранцев из Берг-коллегии, которые честно служили своей новой родине. Да и сам он, хоть и не был инженером, досконально познакомился с опытом Швеции...
В то время Швеция, Саксония и Богемия были единственными поставщиками металла, то есть ружей и пушек для постоянно воюющей Европы. Известно, что Петр I после Полтавской виктории пил за здоровье шведских пленных генералов, своих учителей ратному делу. Татищева он послал к недавним врагам познакомиться с делом промышленным. Молодой офицер был умен, цепко схватывал новое и досконально познакомился с передовой технологией, с организацией казенных предприятий в частности. Кстати, в свободное от работы время из чистого интереса он прочитал исследования шведских историков о нормандских викингах IX—X веков. И обнаружил некоторые данные о том, кто такой был Рюрик и как он очутился на службе у Господина Великого Новгорода. Потом он создаст свою историю происхождения Руси. Но это потом. Пока же идет противостояние с уральскими заводчиками, совершающими захватнические рейды на казенные заводы.
Татищев понял: частные предприятия более рентабельны не потому, что они частные, а потому, что их хозяева вольно обращаются с государственной казной. Сила, которая двигает механизмы заводов, — это вода, реки. Реку Исеть у Демидовых преграждают, насыпая земляную дамбу. Накопив нужное количество воды, дамбу разрывают: идет поток, маховики крутятся, энергия воды исчерпана, снова насыпают. Шведы устроили щиты из деревянных брусьев — проще и дешевле. Запирают, вода копится, снова отворяют, идет поток энергии, снова запирают. И т. д. Предложил этот метод частным заводчикам. Не приняли. Зачем? Они не из своего кармана платили.
Петр ввел подушную подать. Каждый владелец крепостных душ обязан был за каждую вносить подать в казну. Но это за ревизорскую зарегистрированную душу. У Демидовых же половина работных людей были либо беглые крестьяне и солдаты, беспаспортные инородцы, не учитываемые старообрядцы — словом, те, которых мы теперь называем мигрантами. За них не платили подать, они были бесправны и готовы на любые условия оплаты, лишь бы с голоду не умереть. Но утаивание этих душ от ревизии — это уже покушение на казну, уход от налогов, по-нашему — государственное преступление. И Татищев нарядил следствие, которое сразу же выявило преступления заводчиков, Демидовых прежде всего.
Ответ последовал незамедлительно: на Татищева поступила челобитная: самоуправство, превышение полномочий, растрата казенных денег, на школы в частности. Обвинения вздорные, расплывчатые, “вообще”. Но доносу дан ход. Татищев обращается в Сенат: обвинения не конкретны, нет фактов. Петр приказывает подтвердить обвинение — ничего нет. Татищеву пришлось ехать в Петербург — его дело слушалось в Сенате и окончилось полным оправданием. Постановили с Демидова взыскать 30 тыс., да и это не выполнили: большие заступники были у магната, да и царь не забывал заслуг семьи. С Татищевым Петр беседовал милостиво, одобрил его работу, в частности его запрет на передачу казенных заводов в частные руки.
Между тем в Москве начались события, расстроившие все государство и окончившиеся воцарением Анны Иоанновны. В 1733 году была создана Комиссия по приведению в порядок горных заводов. Татищев отправляется на Урал.
На “Каменном поясе” Василий Никитич понял, что с новым царствованием к отечественным хищникам-магнатам, таким, как Демидовы, Строгановы, добавились хищники пришлые, куда более бесцеремонные.
Окно, которое Петр прорубил в Европу, оказалось открытым не столько “туда”, сколько распахнутым для “оттуда”. Прибрав власть и богатство в столицах, руки бироновской камарильи потянулись и на Урал. Благодаря поощрению “охочих” работных людей Татищев открывает новые и новые месторождения. К концу его пребывания в Екатеринбурге (город назвали в честь жены Петра I) на Урале было построено 40 казенных заводов, успешно конкурировавших с частными, и 36 заложены — они вступили в строй уже при Елизавете.
В 1735 году он открыл богатейшие месторождения на горе, названной им Благодать. Он писал императрице Анне (Анна — “благодать”): “Руды в оной горе не токмо наружной, которая вверх столбами торчит по кругу в 200 сажен и поперек на 60”. Уже в советское время здесь вырастет Магнитогорск. А тогда заводчики предлагали Татищеву огромные взятки за доступ к этой чудо-горе.
Гора Благодать дала казне 50 тысяч годового дохода. И это-то не давало покоя всесильному Бирону. В 1736 году Анна издала указ о создании на Урале Генерал-берг-директориума, Бирон поставил во главе его некоего Шомберга, ничего не смыслившего в горном деле, зато, как сейчас говорят, умевшего управлять денежными потоками. В это время, когда казенные заводы Татищева начали давать доход, Шомберг опять поставил вопрос о передаче их в частные руки — через подставных лиц Бирону. Но это была уж настолько откровенная хищническая афера, что комиссия в Петербурге не решилась на такую передачу. Однако Татищева повысили в чине — дали тайного советника и... отправили в Оренбург. Бирон же присвоил с уральских заводов 400 тысяч рублей, разорив сами заводы.
Татищев не был в милости ни при одном дворе после Петра. Его труды на Урале ценят — мощь Державы ими приращивалась, но отправляли подальше. Сначала ему поручают Оренбургскую экспедицию, затем — улаживать отношения с башкирами, потом в Калмыцкую комиссию — в самый неспокойный край из-за трений с Персией, чуть не приведших к войне. И наконец, заключают, как он сам говорил, в “Астраханское узилище” — губернатором в Астрахань. О каждой из этих его государственных миссий можно отдельный очерк написать. Везде он начинает “школьное дело”, заботится о благосостоянии подведомственного населения. И это вызывает раздражения и низов, и верхов. Все время возбуждают против него следствия, которые ничем не кончаются, но сам он остается “под подозрением”. В 1745 году Сенат предложил Елизавете Петровне освободить Татищева от всех должностей, “видя его невоздержание и опасаясь, чтобы не последовало какого-нибудь ущерба”. Ему изустно приказано “жить в своих деревнях, а в Петербург не ездить”.
Скончался Василий Никитич в своем подмосковном селе Болдино 15 июля 1750 года. Он предчувствовал кончину. А за два дня до того из Петербурга прискакал курьер с Указом Елизаветы Петровны о полном оправдании от всех обвинений и пожалованием ордена Александра Невского. Татищев поблагодарил в письме императрицу и... вернул орден.
После отставки, живя в деревнях, Татищев стал писать “Историю Российскую”, начиная с возникновения государства нашего. И он прежде всего опровергал так называемую “нормандскую теорию” происхождения Руси, навязанную Миллером и Шлецером. Но это самостоятельная тема. С младых ногтей Василий Никитич Татищев жил и трудился для Державы.
ЮРИЙ ФЕОФАНОВ
Источник: “РФ сегодня” № 1, 2008 г.