В чем состояла главная проблема Дальнего Востока 100 лет назад? Это был поиск эффективных решений по управлению миграционными процессами и освоению края. Приамурье и Приморье вошли в состав России в середине XIX века. Тогда же были учреждены военные посты: Благовещенск, Владивосток, Хабаровск, позднее превратившиеся в главные жизненные центры Дальнего Востока. В 1884 году было образовано Приамурское генерал-губернаторство, и столицей края стал город Хабаровск. Край был малозаселенным. Вдоль Амура и Уссури встречались редкие поселения китайцев, которые занимались хлебопашеством. В конце 60-х – начале 70-х годов на эти земли хлынул поток корейцев, спасавшихся от голодной смерти после нескольких неурожайных лет в Северной Корее. Русская администрация отнеслась к ним сочувственно и разрешила поселиться в долине реки Сейфун. В последующие годы никто не чинил препятствий корейским переселенцам.
По свидетельству П.Ф. Унтербергера, «народ этот был смирный, работящий и снабжал по относительно дешевой цене продуктами земледелия и огородничества редкое в то время русское население как городов, так и войск». Их труд широко использовался и первыми русскими переселенцами во время жатвы и сенокоса.
Но все более и более увеличивавшееся число переходивших границу корейцев, оседавших преимущественно вдоль Амура и Уссури, стало вызывать тревогу у русских властей, и в начале 90-х годов они провели переговоры с правительством Кореи. Была достигнута договоренность о том, что переступившие границу до 1884 года будут приняты в русское подданство, остальным будет предложено в течение двух лет продать свое имущество и вернуться на родину. Временные (сезонные) рабочие подлежали строгому учету. Однако назначенный в 1893 году генерал-губернатором Приамурья С.М. Духовской придерживался иной точки зрения. Он, не без оснований, считал, что пустынный край желательно скорее заселить, в том числе выходцами из стран Юго-Восточной Азии. К чему это привело, подробно описано в книге Унтербергера.
Корейцы заняли твердые позиции в земледелии благодаря «своей работоспособности и умеренности в потребностях жизни». Они брали в аренду земли казаков и первых русских переселенцев. По горькому признанию Унтербергера, это часто вело к «тунеядству и пьянству хозяев» земли. Постепенно корейцы распространились по всему Приамурью, осели в городах, направились на золотые прииски.
В отличие от корейцев, китайцы жили без своих семей и особого упорства в сохранении за собой земли не проявили. Но зато они преуспели в торговле и по мере заселения края сумели занять существенные позиции в этой сфере деятельности в городах и в сельских поселениях. Попытки как-то ограничить ее ни к чему не привели, так как внутрикитайская конкуренция вела к снижению цен. Унтербергер писал, что «русским весьма трудно конкурировать в торговле с китайцами ввиду особой сноровки последних в торговых сделках и несравненно меньших, по сравнению с русскими фирмами, накладных расходах, как по содержанию личного состава служащих, так и по скромности жизненных потребностей».
В начале XX века много китайцев и корейцев проживало на островах и побережьях залива Петра Великого, некоторые из них занимались морским разбоем. Но у властей даже не было полицейского мореходного катера для надзора за населением прибрежного района. Приходилось обращаться за содействием к военным морякам. Но на это уходили часы, тогда как преследование нужно было вести по горячим следам.
Мигранты экономически подчиняли себе местное население, часто помогали различным преступникам, да и сами создавали бандитские шайки. Борьба с преступностью требовала немалых усилий и средств, которых у полиции края не хватало. Серьезным был экономический ущерб и от китайских рабочих. Они, как правило, жили без семей и свои заработки отвозили на родину. К тому же они соглашались на такую оплату труда, при которой русские рабочие просто отказывались работать.
Тщетными оказались надежды на постепенную ассимиляцию. Смешанных браков было крайне мало. Принятие христианства носило показной характер. Большинство корейцев и китайцев не говорили по-русски. Их дети посещали общие училища и гимназии с детьми русских поселенцев, но держались обособленно. П.Ф. Унтербергер признал: «В деле ассимиляции азиатских народностей на наших окраинах результаты почти всегда были неудовлетворительны». Культура, мировоззрение и быт их складывались тысячелетиями и настолько отличались от славянских, что «на слияние, хотя бы в отдаленном будущем, рассчитывать сложно». В этих условиях власть могла только задействовать административные рычаги и осуществлять экономическую поддержку русских переселенцев.
О сознание опасности бесконтрольной миграции наступило в ходе русско-японской войны. Унтербергер писал в Петербург: «С трудом китайцев и корейцев русский рабочий конкурировать не может, и до тех пор, пока труд желтых не будет ограничен в своем применении, колонизация края русскими будет парализована и на вытеснение желтого рабочего русским нельзя рассчитывать». Местная администрация была заинтересована в том, чтобы из Центральной России на Восток приезжали переселенцы «крепкие духом и материально». Губернатор Амурской области AM. Волков с тревогой писал об отрицательном значении большого количества праздников (в России праздничной была 1/3 года, в Китае – 1/5 года, в Японии – 1/6 года) и взывал к царю: «Окажите высокую милость народу и повелите сократить непомерно большое число разорительных праздников, указав работать нам в малые праздники на преуспеяние России».
Местная администрация была также озабочена тем, что в соседнюю Маньчжурию ежегодно из внутренних районов Китая приезжало в 15 раз больше переселенцев, чем в наше Приамурье. Унтербергер с тревогой писал в Петербург о значительном усилении железнодорожного строительства на севере Китая. Так, строились линии от Мукдена к Бэньси и Фушуню, проектировались ветка на Гирин и магистраль в направлении Урги (сегодня – Улан-Батор, столица Монголии). В Корее и Маньчжурии повсеместно устраивались японские школы. Предпринимались попытки объединить иерографическую письменность, печатались книги и газеты, закладывавшие прочный фундамент «просветительно-политического единения желтой расы».
Унтербергер стал соавтором проекта закона, регулирующего миграционные процессы на Дальнем Востоке. Предполагалось установить надзор за проживавшими китайцами и корейцами, состоявшими в иностранном подданстве. С этой целью в Амурской и Приморской областях учреждались должности 128 полицейских чинов, содержание которых предполагалось осуществлять за счет сборов с корейцев и китайцев при выдаче им билетов на жительство в пределах территории Российской империи. Билеты выдавались на один год. Запрещался въезд лиц с хроническими заболеваниями и ограниченной трудоспособностью. Переход границы разрешался в строго определенных пунктах. При этом все граждане Кореи и Китая должны были иметь свои национальные паспорта с визой русского консула. Не выполнившие этих требований подлежали высылке обратно. Всем лицам и учреждениям в Приамурском генерал-губернаторстве запрещалось принимать на работу китайцев и корейцев, не соблюдавших этих условий, а равно принимать пассажирами на пароходы, плавающие по морям и рекам, «омывающим наши дальневосточные владения». Виновные в нарушении этих правил платили серьезный штраф, зачислявшийся в доход казны на специальный счет МВД. Законопроект был провален в парламенте под вполне разумным предлогом – как вмешивающийся в сферу частного предпринимательства. Ведь мигранты в основном работали на частных предприятиях. Частник предпочитал дешевую рабочую силу, отчасти бесправную.
Между тем проблема обострялась. За период 1905-1910 годов только китайцев прибыло на Дальний Восток около полумиллиона. В этих условиях Унтербергер занял жесткую позицию: «Взгляд на желтый вопрос должен быть категорически установлен и не может зависеть от личных воззрений меняющегося состава местной администрации. Край нами занят не для колонизации его желтыми, а для того, чтобы его сделать русским». «Я предпочитаю пустыню, но русскую, – писал он в другом докладе в Петербург, – чем край возделанный, но корейский. Правда, это произойдет, может быть, и через сто лет, но, по крайней мере, у меня не будет на душе, что я дал расхитить русскую землю».
9 февраля 1909 года он направил П.А. Столыпину записку «Неотложные нужды Приамурья» с грифом «Весьма секретно». Он вновь обратил внимание правительства на положение дел на Дальнем Востоке, изменившееся не в пользу России. В то же время Дальний Восток – это 7 тыс. верст береговой полосы, дающей выход в открытое море. В Восточной Сибири добывалось 79% российского золота, причем более половины приходилось на Дальний Восток. Уже одно это должно было привлечь внимание Петербурга к проблемам края. И в лице председателя Совета министров он нашел сильного союзника. 27 октября 1909 года при правительстве был создан межведомственный Комитет по заселению Дальнего Востока. Его задачами стали общее руководство делом изучения заселения местности, пересекаемой Амурской ж.д.; содействие развитию края в промышленно-экономической деятельности; развитие инфраструктуры (пароходные сообщения, грунтовые дороги, подъездные пути к Амурской ж. д., почта и телеграф); координация переселенческой деятельности.
В следующем году П.А. Столыпин предпринял поездку в Сибирь. В ней, по словам его соратника А.В. Кривошеина, глава правительства видел «колыбель», в которой вырастет новая Россия. В сущности, он был согласен с программой Унтербергера: возможно плотная и широкая колонизация края с одновременным развитием и укреплением русской жизни во всех ее проявлениях; сбережение естественных богатств страны, и особенно рыбных запасов, для будущих поколений и «охрана их от иностранных и своих хищников»; строительство Амурской ж. д. «немедленно, не теряя ни одной минуты, невзирая ни на какие денежные жертвы, ни на какие препятствия»; крупные государственные инвестиции в экономику края – «они все-таки неизмеримо будут меньше в сравнении с теми, которые нам приходилось бы израсходовать для отстаивания наших интересов вооруженною рукой»; установить для приезжающих на Дальний Восток низкий железнодорожный тариф, чтобы сблизить эти малонаселенные просторы с центром страны; не допускать самозахвата мигрантами определенных территорий с выдвижением требования культурно-национальной автономии как шага к отделению их от России, и главное – «не думать только о насущном дне».
Павел Фридрихович Унтербергер был государственно мыслящим чиновником. Он понимал, что проблемы Дальнего Востока, как и всей Сибири, – это проблемы будущего России. Он думал о том, как превратить эту далекую окраину в полноценную часть империи, предотвратить социально-культурную эрозию в результате наплыва представителей других цивилизаций – ведь размывание русского этноса мигрантами грозило вполне предсказуемыми последствиями.
Александр Сенин,
кандидат исторических наук, Историко-архивный институт РГГУ
Источник: «ФельдПочта» № 86, 25 июля 2005 г.
